ВНИМАНИЕ! ИНТЕРВЬЮ СОДЕРЖИТ СПОЙЛЕРЫ!

На днях Дэвид Эйр дал интервью интернет изданию Crave Online, в котором он назвал слухами информацию о его назначении сценаристом и режиссером фильма «Отряд самоубийц» (Suicide Squad) - даже несмотря на то, что вскоре это будет официально подтверждено студией Warner Brosers; оказывается, режиссер может быть скрытным. Однако в остальном это очень открытый и откровенный человек. Дэвид Эйр искренне рассказывал о драме второй мировой войны, об экипаже танка, попадающего в Германию в последние дни войны, и о многом другом.

Возможно, режиссер даже слишком откровенный: он рассказал о смерти одного из героев картины «Ярость» (Fury). Дэвид также поведал о своей одержимости исторической точностью, о символическом значении лошадей в фильме, о разнице между военными фильмами европейского и американского производства, о происхождении прозвища «Уордэдди» (боевой папаша) и о своем тайном желании когда-нибудь снять «напряженную» романтическую комедию.

Ваши предшествующие картины отличала легкость и быстрота, а фильм «Ярость», должно быть, потребовал большой подготовительной работы.

Дэвид Эйр: Да, верно.

Вам, наверное, было трудно обо всем этом думать? Или теперь это ваш стиль работы?

Эйр: Нет. Это другое кино и другой мир. Собираясь снимать фильм о Второй мировой войне, нельзя просто взять камеру, выйти улицу и начать работать. В фильме все должно быть продуманным – места, форма одежды, транспортные средства, танки и многое другое. Все должно быть исторически точным, поэтому необходимо думать о мире, который вы создаете и о том, как вы собираетесь его представлять. Мне было приятно остановиться и подумать над композицией кадров и словами, почувствовать себя в роли художника, тем более что это почти не сказывалось на темпе работы. Мы снимали на пленку. Мы использовали традиционное анаморфное оборудование. Я думаю, режиссеров классифицируют по типу снимаемых ими фильмов.

Люди считают, что вы не сможете снять ничего другого.

Эйр: Да, и поверьте мне, это не будут фильмы о полиции или фильмы с использованием технологии «дрожащей камеры».

С первых кадров в голову приходит фильм о Лоренсе Аравийском. Это сразу говорит о том, что Дэвид Эйр может быть терпеливым и что в конце это себя оправдает.

Эйр: [Смеется.]

Так было задумано или просто это казалось правильным началом фильма? 

Эйр: Я не терпеливый. [Смеется.] Нет, этот первый образ был всегда значимым для меня. Это было первое, что пришло мне в голову. Это был первый образ, который сформировал в моей голове идею о том, каким должен быть фильм. В действительности, этот образ лошади, которая появляется из тумана и, не обращая внимания на место и время, оказывается на кладбище танков, представляет собой историю перехода от кавалерии к механизированным боевым действиям. Люди не знают, что в немецкой армии в основном использовалась лошадиная тяга, даже на пике ее мощи в конце Второй мировой войне. И лошадь со своим неведением может быть символом невинности. В фильме много других символических образов.

В фильме рассказывается о том, что делали со всеми этими лошадьми, и мне пришла в голову мысль о значимости освобождения той первой лошади.

Эйр: Совершенно верно, эта идея проходит через весь фильм. Для меня ключевой момент заключается в том, что лошадь представляет собой невинность. На самом деле, отпуская эту лошадь в начале фильма, Уордэдди предрекает свою собственную смерть. Это его душа. Он освобождает свою душу. Лошадь и все случившееся представляют собой трагедию, но это было в действительности. Это была Фалезская операция в августе 1944 года, и, в сущности, мы нанесли полное поражение немцам, отступавшим из Франции в Германию. Тогда пострадало много животных. Это было довольно тяжелое зрелище.

На пресс-конференции вы назвали буквоедами ярых приверженцев точности.

Эйр: Да.

Похоже, вы знаете свое дело и вас тоже можно отнести к их числу. Вы считаете себя буквоедом?

Эйр: Да, всем известна моя дотошность. Наверное, работа со мной была не слишком большим удовольствием, потому что меня выводили из себя любые неточности на съемочной площадке, и я делал все возможное, чтобы их исправить. Мы все делали сами – от пошива точных копий формы войск СС до изготовления запчастей к танкам. Мы получали запчасти к танкам со всего мира, для того чтобы точно показать все детали вплоть до ящиков с продовольствием в задней части танка до настоящих свинцовых пломб на сумках с амуницией.

Вы бы заметили, что свинцовые пломбы не настоящие, если бы вы смотрели, а не снимали этот фильм?

Эйр: [Думает.] Возможно. Мелких деталей не бывает. И как ни стараешься, всегда допускаешь ошибки.

Есть ли что-то, что вас раздражает, о чем вы сожалеете?

Эйр: Есть ли что-то, что меня раздражает …

Вы раздражались во время редактирования фильма?

Эйр: Меня раздражали сотни мелких вещей, которых, казалось, не замечали другие люди. Однако режиссер должен быть неумолимым. В конце я исправил пару вещей в компьютерной графике. Однако никто бы этого не заметил.

Мой папа заметил бы.

Эйр: Вот именно.

Но меня вы могли бы обмануть. Я не знаю все эти подробности. Но даже без учета неточности деталей, в фильме отражается травмирующее воздействие боевых действий, и я видел немного картин с таким точным его выражением. А вы знаете такие фильмы?

Эйр: Если ПТСР (Посттравматическое Стрессовое Расстройство) когда-либо станет темой для фильма, это фильм может стать его классическим примером, но для меня это во многом живое выражение ПТСР. Это фильм о том, как люди получают травмы, а затем живут с ними в реальном времени. Для меня всегда были примером не стандартные ленты о второй мировой войне, рассказывающие о знаменитом сражении, а фильмы, в которых рассказывается о мало известных событиях последнего месяца войны. Еще никто никогда по-настоящему не затрагивал эту тему.

С точки зрения сценарной работы меня заинтриговала одна вещь – большинство сценариев начинается с появления нового члена в команде и необходимости объяснения ему массы вещей. В большинстве случаев речь идет об их невинности и необходимости изменения своего поведения. Здесь говорится о необходимости как можно быстрее разрушить его душу для предотвращения его быстрой гибели.

Эйр: Правильно! Правильно.

Когда я увидел сцену, где он отказывается стрелять немцу в спину, я подумал: «Он действительно должен это сделать, или в конце пистолет окажется незаряженным»?

Эйр: [Смеется.] Верно. На самом деле мне это не приходило в голову. Вы правы, я мог бы пойти этим путем. Ха. [Смеется.]

Я думаю, это было разумно с вашей стороны.

Эйр: Однако это было бы фальшиво, а я не хочу никакой фальши в своих фильмах. Я считаю, что война это жестокая, тяжелая вещь. Война – это реальность и я не хочу ее приукрашивать. На одном знаменитом судебном процессе, проходившем во время войны, солдат судили за расстрел пленных и в свое оправдание они сослались на приказ Паттона. [Смеется.]

Верно. Здесь выбора нет.

Эйр: Правильно.

Я заметил, что в большинстве ваших фильмов, будь то реальные или выдуманные истории типа фильма «Саботаж» (Sabotage), вам интересно настоящее, открытое насилие. Ходят слухи о том, что вы собираетесь снимать фильм о супергерое, но я не могу себе представить, каким он может быть. Вам это интересно?

Эйр: Это всего лишь слухи.

Но разве этот жанр, хотя бы в общих чертах…

Эйр: Я не могу ничего подтверждать.

А вы ничего не подтверждайте, просто говорите в общем.

Эйр: Я думаю, что хороший режиссер может выйти за пределы любого жанра. В моем случае, я не хочу, чтобы меня записали, скажем, в режиссеры фильмов о копах. Поэтому я снимаю фильмы о войне с более спокойным сюжетом. Я считаю, что хороший режиссер справится с любым жанром, и я хотел бы попробовать себя в другом жанре.

Какой может быть романтическая комедия Дэвида Эйра?

Эйр: Наверное, довольно смешной и напряженной.

«Напряженной»?

Эйр: Да. Напряженная романтическая комедия.

Хотел бы я ее увидеть.

Эйр: Как встреча с тещей. Боже мой, представьте себе это. [Смеется.] Что бы вы хотели взять в свои фильмы из прошлых картин о Второй мировой войне?

Эйр: Ну, мне нравятся фильмы о второй мировой войне. Однако об этом жанре сложилось такое мнение, что когда люди слышат, что я собираюсь снимать фильм о второй мировой войне», они стонут и закатывают глаза, ожидая увидеть заезженные сюжеты и шаблонных персонажей: парень показывает фотографию своей девушки и погибает. Эти картины состоят из одних клише. Поэтому я не смотрю американские фильмы о Второй мировой войне. Я посмотрел много европейских фильмов, снятых сразу после войны, как в Восточной, так и в Западной Германии. Я видел польский фильм о Варшавском восстании под названием «Канал» (Kanal) и известный советский фильм «Иди и смотри» (Come and See), снятый в 80-х годах прошлого столетия. Это было очень интересно. Я пытался понять, о чем все эти фильмы. Как правило, в американских фильмах рассказывается о знаменитых сражениях, а эти картины были о влиянии войны на жизни людей.

Потому что им приходилось жить с этим. Их не ждал уютный дом.

Эйр: Мы возвращаемся домой к маминому пирогу с яблоками, а они возвращаются в разрушенный бомбежками город, где матери роются в кучах мусора в поисках своих вещей. Есть много недосказанного – о том, как эти семьи пережили эти ужасные события, и среди всего этого оставались братьями – и я хотел показать именно эту скрытую сторону войны.

Вы говорили, что у прозвища «боевой папаша» (Wardaddy) есть предыстория, о которой вы не хотели бы слишком распространяться. Однако мне очень хотелось бы получить ответ на этот вопрос – почему его называли «боевым папашей»?

Эйр: Немцы захватили американский танк, который называли «боевым папашей». Есть реальные фотографии немцев рядом с этим танком. Однако были также командиры танков с таким прозвищем. Так что это вполне реальное боевое прозвище. В фильме много оригинальных вещей, все они очень достоверные.

Я заметил, что в фильме его боевое прозвище упоминается крайне редко – всего лишь два раза. Вы сделали это намеренно? Вы думали, что это может вызвать смех у некоторых зрителей?

Эйр: Нет. В действительности меня это не беспокоит. Наверное, моя проблема как режиссера заключается в том, что я мог бы выбрать лучшее имя, например, «убийца нацистов» или что-то в этом роде.

Когда я впервые услышал прозвище «боевой папаша», я подумал, что у него обязательно должен быть исторический контекст, несмотря на то, что оно больше подошло бы завсегдатаю какого-нибудь клуба.

Эйр: [Смеется.] Вот именно. В этом все и дело. Это немного парадоксально, а я не боюсь и верю в игру контрастов. Он такой крутой парень и все же его прозвище немного своеобразно в этом отношении. К концу дня все стали называть его просто «дон».

У вас были съемки в настоящем танке?

Эйр: Мы сняли все внутренности танка. Мы создали точную копию танка со всеми рычагами, переключателями и ручками. В машине все работало – башня поворачивалась, пушка стреляла, пулеметы тоже работали. Работало даже радио. Мы снимали панели, из которых был сделан танк, и устанавливали на их место камеры. Это занимало ужасно много времени – у нас уходило два часа на организацию съемочной площадки внутри танка. Я просто не мог дождаться начала съемок. Но результаты оказались потрясающими – его не отличишь от настоящего.

Вот поэтому я и спросил. Я собирался спросить, использовали ли вы камеры GoPro в настоящем танке.

Эйр: Нет, если бы я снимал это как фильм «Патруль» (End of Watch), я делал бы это точно также, с технологией 5D и камерами GoPro в реальном танке. Но эти камеры дают такое четкое изображение, что нам пришлось от них отказаться.

Кому принадлежало лицо, часть которого Логан Лерман находит в танке?

Эйр: Это было лицо Рэда. Мы сделали слепок в натуральную величину с одного британского актера, который должен был играть Рэда в сценах с его участием, а потом взяли небольшую часть его лица. [Смеется.]

В фильме были сцены с его участием?

Эйр: Он умер до событий, которыми начинается фильм. И это было трудно – правильно все это организовать и чувствовать отсутствие того с кем ты никогда раньше не встречался и не собираешься представлять зрителям.

Ну, присутствие безголового тела в танке им немного помогает.

Эйр: Да, это имеет большое значение.

Вам никогда не казалось, что в фильме слишком много насилия и что людям это может просто не понравиться?

Эйр: У нас есть эпизод, где тело Рэда кладут на носилки и крупным планом взят его развороченный затылок. Уже потом, просматривая отснятый материал, я подумал, что, возможно, и не стоило этого показывать.

Может быть, это немного рано.

Эйр: Мы опустошали его черепную коробку. Перед каждой съемкой мы высыпали смесь крови и мозга в бумажную чашку. Для этой работы на съемочной площадке был специальный человек.

Этот фильм кажется почти полностью реальным. А компьютерная графика в нем была?

Эйр: Компьютерную графику использовали главным образом для создания пятен крови, дыма от выстрелов и других эффектов, связанных с оружием, например, трассирующими боеприпасами. У нас были съемки на военных базах. Но в большинстве случаев стрельба и взрывы были настоящими. Я думаю, что при использовании компьютерной графики можно только догадываться о тех физических ощущениях, которые ты получаешь, выполняя все это вживую на съемочной площадке. Нет ничего лучше реальных вещей.

Последний вопрос: когда выйдет «Ярость 2» (Fury II)?

Эйр: Это будет сложновато. Может, это будет приквел. Возможно, Норману понравится воевать, и он отправится на войну в Корее.

Призрачный танк. Полная смена жанра. Вы ведь говорили, что хотите попробовать себя в другом жанре.

Эйр: Возможно.

Фильм «Ярость» вышел в российский прокат 3 октября 2014 года.

Автор: Владимир Бонифаций