Долгожданная картина Кристофера Нолана - «Интерстеллар» (Interstellar) вышла, наконец, на экраны кинотеатров. Как известно большинству из вас, Нолан написал сценарий к фильму, который был основан на наброске сценария его брата, Джонатана Нолана («Темный рыцарь»/The Dark Knight). Сюжет рассказывает об экипаже космонавтов под предводительством героя Мэттью МакКонахи, отправляющемся в дальний космос в поисках планеты, пригодной для жизни.

Фильм «Интерстеллар» может похвастаться великолепным актерским составом (Энн Хэтэуэй, Джессика Честейн, Кейси Аффлек, Майкл Кейн, Дэвид Ойелоуо, Уэс Бентли, Джон Литгоу, Эллен Берстин, Тофер Грейс, Дэвид Гяси, Маккензи Фой, Билл Ирвин и Тимоти Чаламет) и потрясающими визуальными эффектами, так что этот фильм стоит посмотреть на самом большом экране. Если неподалеку от вашего дома есть кинотеатр IMAX, настоятельно советуем вам просмотреть «Интерстеллар» именно в этом формате.

На днях состоялась пресс-конференция с участием Кристофера Нолана, Мэттью МакКонахи, Энн Хэтэуэй, соавтора сценария Джонатана Нолана, продюсера Эммы Томас и Джессики Честейн. Они говорили об опыте работы над фильмом, о том, как развивался проект, о том, насколько изменился сценарий после того, как Нолан сменил Стивена Спилберга на посту режиссера, о написании фантастической истории, пронизанной такой надеждой, о съемках в скафандрах, об исследовании космоса, о том, были ли удаленные сцены, об участии в проекте специалистов NASA и о многом другом.

Во время пресс-конференции с актерами вчера было сказано, что этот фильм мог бы стать отличной картиной, даже если бы в нем не уделялось внимания теме исследования космоса. Меня очень заинтриговала эта мысль. Другими словами, существенная часть фильма – повесть о личной семейной драме, и мне любопытно было бы узнать: как вам удалось объединить две эти очень разные темы и сделать из них историю о космической одиссее, в которой столько чувств, чувств, в совершенно буквальном смысле укоренившихся в земле?

Кристофер Нолан: Я не столько обращаю внимание на разность этих тем, сколько на проблему их реализации. Когда я впервые увидел набросок сценария Джонатана, я совершенно ясно понял, что в самом центре истории будут замечательные герои, великолепные семейные отношения. И мы обнаружили, что чем больше ты углубляешься в детали космического масштаба, чем дальше отдаляешься от собственного мира, тем больше концентрируешься на том, кто мы, люди, есть, и на том, как мы связаны друг с другом. Приведу пример, просто для того, какой творческий подход мы использовали. Когда Ханс Циммер согласился работать над проектом, я не хотел, чтобы он знал, с каким жанром мы работаем до начала его работы над музыкой к фильму. Так что еще до того, как я приступил к написанию сценария, я описал на листе бумаги краткую идею того, что я считал стержнем истории – об отношениях, об отце, которому приходится оставить своего ребенка, о его детях. Я отдал это Хансу и сказал: «поработай над этим в течение дня, а к вечеру покажи мне, что у тебя получилось – это мы и будет читать отправной точкой, от которой нужно будет отталкиваться». Так и получилось – вся музыка к фильму была рождена от этого творческого шага. Мне кажется, это прекрасно иллюстрирует наш подход – то есть, то, что мы хотели, чтобы этот фильм стал историей о человечестве, и использовали тему исследования космоса как призму, через которую мы можем взглянуть на самих себя, на людей.

Джонатан Нолан: Просто добавлю к сказанному, что мы и есть единственный инструмент, пригодный для понимания вселенной. Любое ее исследование должно быть основано именно на людях. Первым же шагом в написании сценария было изучение научных основ, вот откуда мы начали. Для начала мне пришлось разобраться в теории относительности, потому что мне казалось, что это должен быть важный и очень интересный элемент истории. И меня на самом деле поразило кое-что – то, что Эйнштейн был действительно потрясающей личностью. У него не было ни приборов, ни инструментов, которыми он бы пользовался при создании теории, он не использовал телескопов, он использовал собственный разум для того, чтобы попытаться понять механизм существования вселенной. И когда ты читаешь о его идеях, его мысленных экспериментах – о двух людях, едущих в поезде или о братьях-близнецах, один из которых находится на космическом корабле, ты начинаешь понимать общий элемент, объединяющий все эти мысленные эксперименты. Эйнштейн придумал их, чтобы попытаться объять разумом громадную вселенную вокруг нас, и в центре их все всегда находились люди, их отношения, их чувства – грусть, тоска, сожаление. И Кристофер предположил, что для того, чтобы исследовать более масштабные темы, нужно обратить внимание на маленькие и убедиться в том, что история основана на человеческом опыте.

Когда я смотрел этот фильм, меня действительно впечатлило то, сколько в нем было надежды. Когда вы писали сценарий, откуда вы черпали всю эту надежду и оптимизм? Где их корни?

Кристофер Нолан: Думаю, что для меня исследование космоса всегда означало самое обнадеживающее и оптимистичное предприятие, за которое когда-либо могло взяться человечество. Я был поражен до глубины души, когда увидел Boeing 747, когда он прилетел к научному центру здесь в Лос-Анджелесе, неся на себе космический шаттл. Я был тогда в парке Гриффит, вместе с сотнями людей, которые размахивали флажками и наблюдали за приземлением самолета с шаттлом. И это был на самом деле трогательный момент, и немного грустный, в одно и то же время. Потому что мы ощутили это стремление, это огромное стремление объединенных одной целью людей. И та надежда и оптимизм, который мы тогда ощущали – я думаю, это то, что могло бы пригодиться нам опять. Я убежден в том, что мы сейчас живем в то время, когда нам снова нужно бросить взгляд за пределы нашего мира и узнать больше о нашем месте во вселенной.

Хочу задать вопрос Энн Хэтэуэй и Мэттью МакКонахи о трудностях съемок в скафандрах. Мне казалось, это могло помешать способности в полной мере выразить язык тела. Мешал ли шлем выражать эмоции или вызывал похожие трудности?

Мэттью МакКонахи: Костюм весил чуть больше восемнадцать килограмм, верно?

Всего восемнадцать килограмм?

МакКонахи: [смеется] Настоящий скафандр весит, кажется, около сорока пяти, так что была поделана немалая работа над тем, чтобы сделать их как можно легче, чтобы в них было легче двигаться. Можно ли было бегать в них? Нет. Можно ли было в них высоко прыгать? Нет. После того, как ты надеваешь скафандр – любые эмоции, которые ты можешь выразить, да, только с помощью лица, а иногда еще и приходится закрывать лицо маской. Но не знаю, для меня это было естественной, логичной частью истории. Приходилось много двигаться – в особенности физически тяжело было в Исландии, вы можете себе представить – в скафандре и на льду [смеется], не просто так, конечно же – с двумя вертолетами при скорости ветра 22 м/с.

Энн Хэтэуэй: Да не думаю, что скафандры мешали. Когда я надела его впервые, я решила, что это лучший костюм, который я надевала в жизни – а благодаря этому человеку, сидящему справа (Кристоферу Нолану – прим. ред.) я надевала потрясающие костюмы. Но этот скафандр подарил мне ощущение, больше всего похожее на ощущения ребенка на маскараде, если бы этот маскарад длился несколько месяцев, и мне это ощущение очень понравилось. Восемнадцать килограмм – это немало для меня, так что это ощущение помогло мне и с этим. Мне пришлось решить, что он мне очень нравится, потому что это был единственный способ продолжать работать.

Мэттью, в этом фильме есть очень сильные персонажи-женщины, на которых очень интересно смотреть. Повлияло ли это на ваш подход к собственному герою, как на отца и человека, который снимается в фильмах?

МакКонахи: Я вам вот что скажу: мне повезло, потому что моя семья может путешествовать со мной, куда бы я ни отправился. Я думал об этом, потому что мой герой, Купер, находится в погоне за мечтой, которую у него отняли, и потом он сидит на ферме, где эта мечта к нему вернулась и снова задает себе вопрос: что, если мне снова нужно будет уйти? Мне самому часто приходится уезжать, отсутствовать по месяцу кряду, но моя ситуация – незначительная по сравнению с тем, что происходит с Купером в фильме.

И, кстати говоря о семье, у нас тут цела семья Ноланов, и каждый из них – эксперт в своей сфере работы над фильмами, как сценарист и как продюсер, а у Кристофера, к тому же, есть дочь, так что с самого начала работы над проектом для меня было очевидно, что фильм о родителях и детях. Очевидно, что эта тема – сердце фильма. Даже если сами вы не родители, вы чей-то сын или дочь, и все вы бывали в ситуациях, когда приходится прощаться – не в таких экстремальной ситуации, как в фильме, но все равно все мы ее прекрасно понимаем, потому что она как общий знаменатель, понятный каждому.

Мэттью, влияет ли полученная вами премия «Оскар» каким-то образом на вашу карьеру или вашу жизнь вообще? И теперь, когда вы достигли многого, есть ли у вас список того, что бы вам еще хотелось сделать?

МакКонахи: Есть кое-что, что мне хотелось бы сделать, но я об этом не расскажу, это только мое. Изменилась ли моя жизнь? Пожалуй, что да, мы с Кристофером говорили об этом в начале работ, говорили об одержимости своим делом и о том, что работа, которой ты сейчас занимаешься, может стать последней или, по крайней мере, мы могли бы работать так, словно она последняя. Это отличное напоминание о твоей роли в жизни и отличный способ стараться сделать как можно больше. Так что я бы сказал, что учитывая все то, что произошло со мной за последние два года, я еще более одержим тем, чем я занимаюсь сейчас. Это могло бы стать моим последним занятием. Надеюсь, что это не так, но оно могло бы.

Хочу спросить актеров о том, что уже обсуждалось ранее: было ли с кем-нибудь из вас такое, что вы, начиная работу над фильмом, как и ваши персонажи, думали, что исследование космоса – это хорошо, но не критически важно для человечества? И каким образом работа над вопросами, возникающими в фильме, изменила ваше мнение об исследовании космоса?

МакКонахи: Я не задумывался об этом, не задавался такими вопросами, как а увидим ли мы новые границы по мере того, как мы развиваемся? И если увидим, то почему? Я просто не задумывался над этим, не уделял этим мыслям много времени. Один из выводов, который мне удалось почерпнуть в фильме – это что ожидания человечества должны быть куда больше личных и что, как сказал Кристофер раньше, чем больше мы отдаляемся от нашего мира, тем важнее становятся люди, их отношения. Так что это, скорее, осязаемая идея, мысль, которую можно воплотить. Я в этом не специалист. Я сейчас могу вести об этом беседы, которые ни за что не мог бы вести год назад, до тог, как я присоединился к проекту, но теперь у меня есть очень объемное представление об этой теме – о том, куда мы идем, и на что стоит обратить внимание, достигая новых рубежей.

Джессика Честейн: Я помню, что когда я была ребенком, моим самым большим разочарованием в путешествиях в космосе был момент, когда взорвался «Челленджер», и я хорошо помню, что для меня это было настоящей травмой, потому что я видела то, что произошло, в новостях, как и все дети в нашем классе. Я была маленькой. Так что я и представить себе не могла, что захочу когда-нибудь сделать что-либо подобное. Думаю, что мы, как человеческие существа, всегда должны побеждать наши страхи и достигать большего, и я думаю, что очень важно не становиться самодовольными или инертными. Замечательная особенность актерской профессии, не только в случае этой роли, а любой вообще, в том, чтобы узнавать пределы своих возможностей, как моральных, так и физических, и пытаться преодолеть их.

Энн Хэтэуэй: В продолжение того, что только что сказала Джессика – одно из моих первых знакомств с космическими программами началось с посещения мемориала, построенного в память погибшим при катастрофе с «Челленджером». Когда я была в седьмом классе, весь мой класс провел целый школьный год, готовясь к совместному запуску космического корабля. У каждого из нас были свои обязанности, с которыми нам нужно было ознакомиться, мы изучали необходимые для этого точные науки, приобретали необходимые навыки, и мне казалось, что это было здорово. Поэтому я думаю, что если справиться с трагедией и почерпнуть из нее что-то полезное, а затем обратить в нечто позитивное – это замечательно. И я надеюсь, что приостановка космических программ – это просто приостановка, а не жирная точка в теме, потому что, на мой взгляд, нам это нужно.

Я хотел бы спросить о начале – не о фильме «Начало» (Inception), а о начале этого проекта. Какова была изначальная идея, вылившаяся в то, что мы видим сейчас на Экране? Какова была ваша изначальная реакция на исходный материал?

Джонатан Нолан: Для меня начало проекта – это 2006 или 2007 год, тогда я впервые начал думать над этим проектом – и меня поразило то, насколько я в тот момент, по разным причинам, почувствовал, что значит быть в этом возрасте, каково это – расти в этой стране, существовать в этот самый момент. Об этом даже есть слова в фильме: «Такое чувство, что каждый день – Рождество». Существуют потрясающие технологии, вообще потрясающие вещи. В один прекрасный момент ты понимаешь, что все те люди, высадившиеся на Луне, сделали это во время между рождением Кристофера и моим рождением, и что с тех пор никто туда не возвращался. Все эти фильмы из серии «Супер 8» (Super-8), на которых мы выросли, о запусках ракет… И когда ты взрослеешь, ты понимаешь, что все разговоры о возвращении – это просто разговоры, что такие проекты не финансируются, мы туда не вернемся. И в тот момент я ощутил грусть, подумав, что если изобразить шкалу эволюции, на которой был бы указан пик развития для каждого вида, пик нашего развития пришелся бы на 1973 г. Об этом было грустно думать. Пока ты ребенок, тебе рассказывают о джетпаках, а в итоге получаешь Инстаграм. Не вполне честно, я считаю. Так что я укоренился в своем оптимизме насчет отправной точки, с которой мы снова начнем путешествовать.

Кристофер Нолан: Просто для справки – я родился в 1970 году [смеется], но для меня все началось с того момента, когда я обсудил с Джонатаном идею сценария, над которой он работал. В то время он готовил сценарий для Стивена Спилберга, но мы всегда обмениваемся идеями друг с другом, и тогда его идея показалась мне невероятно увлекательной. Меня, прежде всего, привлекло то, что Джон объяснил мне, что история, на самом деле, о неизбежности. В какой-то момент нам придется оставить эту планету и улететь дальше, чем мы когда-либо летали – дальше Луны, на Марс. Мы все, вроде бы, знаем об этом, так или иначе, я думаю. Так что в человеческой эволюции есть неизбежность, а путешествие станет следующим шагом. Имеется в виду, что эта история предлагает нам взглянуть на Землю, как на гнездо, которое нам однажды придется покинуть, или как яйцо, из которого мы вылупимся и улетим. Вся эта идея мне показалась такой масштабной, какой не было еще в кино – возможности воплотить такую идею на экране ждешь всю жизнь.

Эмма Томас: Так что, как видите, мы знали о проекте еще с те времен, как Джонатан принялся за работу над сценарием, а мы еще не были связаны с проектом. Но думаю, что первое, что меня заинтересовало, когда впервые узнала об этом сценарии – ну, прежде всего, я подумала, что будет невероятно интересно снять фильм о путешествии в космос, чего мы до этого еще не делали – но еще мне понравилось, что этот проект об азарте и приключениях, которые связаны с путешествиями в космосе, но в то же время это была очень личная история, с которой я чувствую связь, не только как мать, но и как человек. Мне нравятся такие масштабные идеи, важные вопросы, которые они задают, проблемы, которые при первом взгляде могут показаться угнетающими. Идея о том, что наша Земля, которую мы так любим – которую я определенно люблю, это потрясающее место – поначалу вы бы подумали, что история о необходимости покинуть Землю должна быть угнетающей, но на самом деле – и это то, что было в наброске Джона и что затем продолжил Кристофер – там есть самая настоящая надежда, и есть ощущение того, что есть только у нас, людей, в отличие от всех остальных видов: находчивость, тяга к приключениями и любовь к жизни. И мне это показалось невероятно интересной идеей.

Здесь было немало безумно сложного научного материала для Криса и Джона. Насколько важно было для вас сделать все правильно – или настолько правильно, насколько возможно – когда дело касалось таких тем, как расширение времени, черные дыры, кротовые норы? И какие шаги вам пришлось предпринять для того, чтобы все было как можно достовернее?

Кристофер Нолан: Джон провел много времени, работая с Кипом Торном, исполнительным продюсером проекта. Кип – отличный источник знаний во всем, что касается физики и знаний о теориях и о том, что известно достоверно по нашей теме. У меня было некоторое преимущество – я присоединился к работе на более поздних стадиях и смог увидеть, что они вдвоем успели сделать. Большой частью моего вклада в работу стало то, что я многое убрал, потому что у них была масса совершенно невероятных мозголомных идей, но с позиции зрителя, я чувствовал, что всего этого слишком много для нормального восприятия. Так что я провел много времени, работая над сценарием, как бы выбирая те идеи, которые мне казались более эмоциональными, ощутимыми, такими, которые я мог бы легко понять. А потом я обнаружил, что работать с Кипом очень легко, потому что у меня не было ограничений вроде «Нет, наука говорит, что так нельзя», мы, скорее, исследовали одну идею за другой, вроде «ладно, а что будет более вероятным? Мы могли бы сделать так, а можем сделать и вот эдак». Мне было очень интересно работать с ним над этим.

В фильме было и скрытое послание о загрязнении окружающей среды, и эта тема поднимет немало споров. Чего вы хотели добиться этим посланием?

Кристофер Нолан: Мне не нравится говорить о скрытых посланиях в фильмах, просто потому что это звучит слишком нравоучительно. Я стал режиссером потому, что хочу рассказывать истории – и, как режиссер, ты надеешься, что они найдут отклик у людей и повлияют на то, о чем ты пытаешься рассказать. Но то, что мне всегда нравилось в изначальном наброске сценария Джона, и мы всегда этого придерживались – это идея о массовой гибели урожая, сельскохозяйственного кризиса, что в истории уже случалось, если вы вспомните о картофельном голоде в Ирландии и подобных катастрофах. Мы скомбинировали это с идеями, которые мы, в основном, позаимствовали из документальной книги Кена Бернса о Пыльном котле. Мы много говорили с Кеном, он поделился с нами своими материалами, потому что в случае с Пыльным котлом меня действительно поразило то, что именно человеческий фактор привел к природной катастрофе. В особенности впечатляющим был фотоматериал – он выглядел настолько чужеземным, что похожие сцены в фильме нам пришлось немного приукрасить. Но главный смысл в том, что все это не относилось ни к чему конкретному, то, что в нашей истории мы говорим о том, человечество мягко выдворяется с планеты самой планетой, а причина этого не относится ни к чему определенному, потому то нам не хочется заниматься нравоучениями или лезть в политику. Смысл не в этом. Для меня главное в том, что Эмма говорила немного раньше, о том, что моя заинтересованность проектом была вызвана невероятно негативной идеей о том, что люди надоели планете, и она предложила им убираться, и этот негатив превращается в настоящую возможность, в приключение, в котором можно поучаствовать. Это и показалось мне очень выигрышным моментом.

Думаю, что все здесь согласны, что путешествие в космосе – это здорово, но мне бы хотелось услышать от каждого из вас, что вы думаете о жизни за пределами Земли.

Кристофер Нолан: Это слишком обобщенный вопрос.

Томас: Лично для меня, я не знаю, что там, за пределами, но если вы заглянете на сайт NASA, вы найдете там совершенно потрясающую вещь – каждый день они обновляют снимок – кажется, они называют его «фото дня» [смеется], такое смышленое решение – и там была одна фотография, которая мне показалась совершенно невероятной. Снимок был сделан, кажется, где-то возле Сатурна, снимок Земли – маленькая голубая точка. Было просто невероятно смотреть на нее и думать «о боже, это же мы». И ведь это снимок сделан из места, которое находится не так уж далеко, если думать об относительности расстояний в масштабах вселенной. Меня это действительно поразило, я имею в виду, что когда вы смотрите на звезды в небе, и они выглядят такими же точками, вы понимаете, что там должно что-то быть. Просто должно. В любом случае, так мне показалось.

Честейн: Я согласна с Эммой.

Мистер Нолан, вы сняли столько удивительных, успешных фильмов. Чего вы ожидаете от следующего проекта?

Кристофер Нолан: Прежде всего, замечательную историю. В наброске сценария, который сделал Джон, была ситуация, с которой я смог почувствовать связь, прекрасная возможность поставить перед собой задачу как перед режиссером в том, что касается технических вопросов, как и в том, что касается эмоциональных. Я тоже отец, и я понимал главного героя, как отец отца, и мне хотелось продвинуть именно эту идею, рассказывая историю в целом. Точнее я не могу ответить на этот вопрос. Я ожидаю чего-то, что сможет захватить меня и привязать в эмоциональном плане.

Мэттью, не могли бы вы рассказать о той поразительной сцене, где вы рыдаете? Это одна из лучших сцен, которые мне приходилось видеть в кино в течение года.

МакКонахи: Для меня это была одна из тех сцен, которые я, прочитав, отмечаю воображаемой галочкой и говорю: «Лучше бы это сработало. Это на самом деле должно сработать». Так что в день съемок, как я помню, мы сняли эту сцену сразу после того, как я пришел на площадку. Было утро понедельника, на выходные я уезжал – у меня были какие-то публичные выступления, что-то, связанное с «Далласским клубом покупателей» (Dallas Buyers Club). И тогда я относился очень настороженно к тому, что съемки этой сцены были назначены на такое время, потому что, играя Купера, я вел очень частную жизнь, со своей очень личной семьей на съемочной площадке, на этом я старался концентрироваться каждый день. В то утро я вернулся на съемочную площадку, и нужно было как следует расслабиться, и мой друг сказал мне: «Эй, это потому и называется расслаблением, что тебе нужно перестать пытаться все усложнить». И это один из тех случаев, когда я приказываю себе расслабиться, а потом отыгрываю сцену. Я специально не просматривал отснятый материал, я не хотел, и мы не проводили репетиций перед съемками, мы собирались снять эту сцену с первой же попытки. Так что я просто расслабился, отыграл эту сцену и ничего не планировал. Актеру легко сначала сказать «мне столько всего нужно сделать», а потом взять и сказать «мне ничего не нужно делать, я ничего не должен».

Кристофер Нолан: Стоит отметить – не знаю, захочет ли Мэттью, чтобы я об этом говорил, но я скажу – он был убежден, что должен приступить к съемкам в абсолютном неведении, не зная, что он собирается увидеть, потому что у нас все уже было подготовлено, и первый дубль должен был стать последним, а технические требования к съемочной команде очень высоки. Так что все мы должны были быть готовы, и мы были, и мы сняли эту сцену, а затем перешли к съемке дублей других сцен, но то, что вошло в итоге в фильм – это тот самый первый дубль, в фильм вошла сама первая реакция. Это один из тех моментов в кинопроизводстве, когда тебе приходится отбросить всю театральность и искусственность и снимать что-то свежее, очень человечное, очень личное, очень-очень интимное. И в этой сцене были по-настоящему мужские слезы – и возможность участвовать в этом была уникальной. Просто я на самом деле думаю – то есть, все знают, насколько великолепный он актер, но видеть это собственными глазами было захватывающе.

Вопрос к Эмме и Кристоферу: насколько длинной была режиссерская версия фильма, по сравнению с той, которую зрители увидели в кинотеатрах? Было ли много удаленных сцен и много ли было таких сцен, которые едва не вошли в окончательную версию фильма?

Кристофер Нолан: Не думаю, что существуют вырезанные сцены. Я не вырезаю сцены из фильма. Наверное, это потому, что перед самыми съемками я сам пишу окончательный вариант сценария, так что я всегда стараюсь убрать все, что мне не кажется абсолютно необходимым. Так что обычно сначала я снимаю просто слегка удлиненную режиссерскую версию. По правде говоря, я не помню, какой была самая первая версия, версия, которую мы просматривали сами, но обычно режиссерская версия на полчаса – на двадцать минуть длиннее окончательной. Обычно для меня это просто процесс сжатия имеющегося материала, а не выбрасывания целых элементов. Так что не думаю, что у нас были удаленные сцены.

Томас: Нет.

Кристофер, с тех пор, как вышел «Темный рыцарь», вы работали с каждым разом над все более и более масштабными проектами. Это то, что вам нравится сейчас больше всего? Можете ли вы себе представить возвращение к маленьким проектам с маленькой командой?

Кристофер Нолан: Это проект был интересен мне тем, что во многом над ним работала на самом деле небольшая команда, почти все, что мы делали, было очень личным. То есть, та сцена с Мэттью, о которой мы только что говорили, и многое другое, что мы делали с Джессикой и NASA – все это в буквальном смысле выглядело как один человек, говорящий на камеру.

С этим фильмом у меня была возможность работать по-разному. Я мог снимать личные сцены и могу снимать экшн и приключения. Я мог снимать такие захватывающие экшн-сцены, которые нужно снимать масштабно, поэтому я не стесняюсь в выборе инструментов для такой работы, но в случае с этим фильмом я знал, что у меня есть свобода взять и сложить множество разных элементов вместе и попробовать сразу множество вещей, которые меня интересуют. Я снимал невероятно масштабные сцены с необъятными внеземными пейзажами, и я снимал очень-очень личные, интимные сцены. Так что для меня как режиссера это лучший вариант – возможность работать на разных уровнях.

Вы изучали материал совместно с NASA?

Кристофер Нолан: Мы изучили очень много информации перед тем, как спроектировать корабли, перед тем, как мы поняли, как мы будем это снимать. Одним из лучших наших источников была компания IMAX и их связи с NASA, потому что последние тридцать лет – такие же камеры мы использовали ля съемок фильма – они отправились в космос, были на низкой орбите Земли, они снимали все операции по ремонту орбитальных станций и у них есть невероятная видеотека, великолепные фильмы, над которыми работали такие режиссеры, как Тони Майерс. Так что первым делом я нанял дизайнера, оператора, разработчика визуальных эффектов. Мы взяли в аренду большой экран IMAX в районе City Walk и мы демонстрировали все эти фильмы в один день, смотрели как можно больше, чтобы полностью погрузиться в каждую деталь, в их атмосферу. Мы много говорили с Тони Майерс, и она познакомила нас с Маршей Айвинс, которая была в космосе пять раз – она очень помогла и мне, и актерам. Мы старались правильно понять каждую деталь. Мы старались понять, каким именно должен быть такой космический корабль, и найти для него подходящие материалы. Это странное напряжение, которое существует между ограниченностью пространства космического корабля и хрупкостью его структуры, и масштабы космоса, в который он отправится – все это мы всегда старались обыгрывать. Мы были очень рады, когда Марша пришла на съемочную площадку и, похоже, была очень впечатлена тем, как все сделано. Ей это казалось невероятным, а мы смогли вздохнуть с облегчением.

Что было самым сложным в процессе написания сценария? Было ли что-то, в чем вы никак не могли согласиться, насчет чего вы яростно спорили в процессе продвижения в окончательной версии сценария?

Джонатан Нолан: Я позволю Кристоферу ответить на этот вопрос [смеется].

Кристофер Нолан: Каждый раз, когда я сотрудничал с Джоном в работе над сценарием, был уникальным, из-за разных обстоятельств и разных подходов к работе. Этот раз был таким же уникальным. Джон работал над ним очень долгое время, безо всякого вмешательства с моей стороны, а затем он был очень занят другими делами, так что я просто сказал: «Послушай, я могу взять его и скомбинировать с другими идеями, над которыми я работал». В общем и целом, он ответил: «Хорошо, попробуй, посмотрим, что получится». Потом я показал ему, что я сделал и, к счастью, он этим был доволен. Так что на этот раз все было не так, как обычно. Думаю, я просто собрал плоды долгих лет изучения материала с его стороны, пришел со своим свежим взглядом и сделал проект своим. Это было интересно, и я надеюсь, что он доволен получившимся результатом. Но мне бы не хотелось выслушивать возражения, потому что он был занят другими делами.

Джонатан Нолан: Я очень доволен.

Смотрите «Интерстеллар» в российском прокате с 6 ноября 2014.

Источник: Collider

Автор: Владимир Бонифаций